Боевики, напавшие на глиняные домики на берегу Белого Нила, действовали с беспощадной жестокостью. К тому времени как они исчезли в ночи, сотни домов были стерты с лица земли, 11 человек были убиты, а деревенские жители были обречены на голод, поскольку потеряли весь свой драгоценный скот, — пишет «Газета».

«Теперь каждый сам за себя, — говорит 42-летний суданский скотовод Джамут Ньядинг, который собрал своих двух жен и 12 детей и вынужден был уехать в близлежащий городок Малакаль. — Нельзя заниматься земледелием, разводить скот или ловить рыбу в Ниле без риска для жизни. Мы не можем вернуться домой не только из-за страха, но и из-за отсутствия еды».

Бедственное положение этого пастуха имеет мрачное сходство с судьбой многих людей из Дарфура — региона в западном Судане, разоренного гражданской войной. Однако его дом стоит в южном Судане — на территориях, находившихся в относительном мире после подписания одного очень важного соглашения четыре года назад, положившего конец десятилетиям военных действий.

Это «всесторонне мирное соглашение», заключенное в январе 2005 года, прославлялось как момент истинной надежды. Торжественная церемония подписания ознаменовала собой окончание одной из самых продолжительных и кровавых гражданских войн в африканской истории, где арабо-мусульманский север Судана противостоял черным племенам юга страны, исповедующим христианство или традиционные африканские верования.

Южане были сильно возмущены правлением Хартума. По их словам, мало что изменилось со дней невольничества, когда на африканцев смотрели как на язычников, пригодных только для рабства.

Не имеющая ничего общего с конфликтом в Дарфуре, эта линия религиозного и этнического разлома вызвала страдания такого масштаба, что они просто не поддаются пониманию. 2 млн жизней забрали две волны конфликта. Первая началась за несколько недель до того, как Судан получил независимость от Великобритании в 1956 году; вторая — после того, как рухнуло заключенное ранее мирное соглашение, причем она длилась с 1983 по 2005 год.

Сегодня жители южного Судана опасаются, что история может повториться. Спокойствие, установившееся с 2005 года, нарушилось, в то время как «всесторонне мирное соглашение» постепенно распадается. В этом году здесь, на юге, погибло или вынуждено было покинуть свои дома больше людей, чем в Дарфуре. В 10 южных штатах 214 тыс. беженцев покинули свои деревни, а количество убитых, вероятно, исчисляется уже тысячами.

Основной вопрос заключается в том, почему вдруг начался этот вооруженный конфликт. На юге всегда происходили мелкие стычки между племенами, в основном из-за скота или пастбищ. Джамут Ньядинг принадлежит к племени шиллук, а боевики, что разорили его деревню, были из племени динка. Эти два племени традиционно враждуют.

Но на этот раз обозреватели утверждают, что кто-то неспроста разворошил гнездо межплеменной вражды и ставки в этом деле высоки. Возобновившиеся конфликты, возможно, имеют целью саботировать назначенный на 2011 год референдум, посвященный проблемам независимости юга. У региона большое будущее, его пышные равнины скрывают под собой крупные месторождения нефти. Север страны жаждет добраться до этих месторождений, чтобы продавать нефть Китаю, уже оказавшему Хартуму неожиданную дипломатическую и финансовую поддержку.

Во время гражданской войны, когда повстанцы из Народно-освободительной армии Судана (НОАС) сражались с режимом президента Омара аль-Башира, север страны разжег этнический конфликт на юге, вооружив некоторые племена, чтобы они сражались с другими. Министры правительства южного Судана, получившего автономию в 2005 году, полагают, что Хартум опять использует старую тактику.

«Мы подозреваем, и на то есть некоторые доказательства, что наши коллеги с севера все еще тренируют, вооружают и посылают в южный Судан милицейские формирования, сражавшиеся на их стороне во время гражданской войны, — заявил генерал Ояй Денг Аджак, бывший глава штаба НОАС, ныне занимающий пост министра по сотрудничеству регионов в правительстве юга. — Возросло количество оружия и боеприпасов, ввозимых в южный Судан с севера. Кто-то координирует этот процесс, и у нас есть очень большие подозрения, что это наши братья в Хартуме».

Однако часы тикают и для севера, и для юга. Если референдум состоится в 2011 году, как установлено в мирном соглашении, мало кто сомневается, что южане решат не отделяться, и тогда в сердце Африки появится новая страна.

Поскольку на юге находится приблизительно 75% всех доказанных запасов нефти на территории Судана (6,3 млрд баррелей), для северян жизненно важно не дать югу страны отделиться. Один из методов — разжечь насилие на всем юге страны, причем до такой степени, чтобы ситуация была слишком нестабильной для проведения референдума.

«Они хотят сделать южный Судан неуправляемым. Они хотят дискредитировать нас и сказать международному сообществу, что эти люди не смогут управлять страной, если обретут независимость. Это будет несостоятельное государство», — говорит генерал Аджак.

Интересы Китая тесно переплетены с интересами президента Башира. Пекин вложил очень большие средства в разработку суданских месторождений, чья нефть составляет 7–10% всей импортной нефти Китая. Китайская национальная нефтяная компания, государственный энергетический гигант, разрабатывает самые богатые нефтяные поля, включая те, что расположены на юге страны. Кроме того, китайцы построили 900-километровый нефтепровод, соединяющий месторождения с Порт-Суданом на Красном море.

Чтобы гарантировать поставки нефти, Китаю необходимо, чтобы Судан оставался единой страной. Глава КНР ХуЦзиньтао продавал ВС Судана оружие, включая реактивные истребители, и оказывал президенту Баширу существенную дипломатическую поддержку.

В любом случае референдум несет в себе большой риск. Если голосование будет перенесено или отменено, то, по словам генерала Аджака, люди будут чувствовать себя обманутыми и может начаться новая война. Если же референдум состоится и южане выберут независимость, север может начать войну за нефть. Некоторые верят, что недавние всплески насилия равнозначны первым выстрелам в грядущем конфликте.

Южный Судан является одним из самых бедных регионов мира. Однако его правительство тратит 30% бюджета на вооруженные силы. Независимые оценки говорят, что эта цифра может быть даже ближе к 60%, в то время как на здравоохранение, образование и развитие тратится 28%. Такая расстановка приоритетов предполагает, что юг готовится к войне.